...Мы часто ропщем на судьбу. “За что?!” - спрашиваем в тоске после очередного тяжёлого удара. И не получаем ответа. И просим кого-нибудь ТАМ: “Ладно, если иначе нельзя, пусть будет плохо МНЕ. Не детям - МНЕ!..” А если страдают именно дети? А если мы их теряем?..
Отец сражался под Сталинградом
У Галины Сергеевны Янковской, министра социальной политики и труда правительства Калининградской области, судьба не из лёгких. Ей довелось пережить то, нет чего страшнее на свете, - гибель единственного сына. И - не сломаться. И взять на воспитание ребёнка из детского дома.
- У меня жизнь никогда не складывалась гладко, -говорит Галина Сергеевна. (Мы беседуем в её рабочем кабинете. Только что закончился приём граждан - а это занятие, мягко говоря, непростое: в министерство социальной политики и труда люди не ходят делиться радостью. За каждым посетителем - ПРОБЛЕМА. Болезненная, острая, иногда практически неразрешимая, - прим. ред.). - Я родилась в маленьком посёлке в Воронежской области. Отец был фронтовиком, сражался под Сталинградом, вернулся домой тяжело раненным, женился на моей маме и умер, когда ему исполнилось тридцать с небольшим. Мне тогда было всего десять лет. Мама работала мастером на сахарном заводе, воспитывала меня. Через какое-то время она вышла замуж. Отчим был офицером, очень достойным человеком.
Когда я училась в школе, сначала хотела поступать на юридический факультет, чтобы стать прокурором. Такая была детская мечта - непременно прокурором! Но потом директором нашей школы назначили очень хорошего историка, и я буквально заболела этим предметом. И поступила на историческое отделение Волгоградского пединститута. Когда перешла на второй курс, случилась беда: мама заболела раком.
Мама умерла в сорок пять лет
- Я собиралась взять академку, но мама воспротивилась категорически: “Пусть я умру, но я буду знать, что ты доучишься”. За ней ухаживала моя бабушка...
Я была на третьем курсе, когда мама умерла, в сорок пять лет... Отчим мне немного помогал, но в основном надеяться приходилось лишь на себя. Я получала стипендию, мыла полы в общежитии, да ещё с девчонками в комнате у нас был общий котёл: кто покупал или получал из дома какие-то продукты, выставлял на стол. Так что институт я окончила и получила распределение в город Новая Ляля, в Свердловскую область, преподавателем истории в среднюю школу.
Хотела забрать к себе бабушку - и она была готова приехать, но... вскоре умерла. Это был второй тяжёлый удар - я её очень любила.
Так что, хотя работать в школе мне понравилось (молодая, энергичная, с новыми знаниями... - ученики на уроках сидели, открыв рот!), а вскоре меня, как активную комсомолку, пригласили в райком на должность сначала инструктора, а потом второго секретаря, - у меня началась серьёзная депрессия. И моя тётя, которая жила в Калининграде, уговорила меня переехать к ней.
Да, в Свердловской области у меня были перспективы: подготовку в пединституте мне дали хорошую, плюс я окончила курсы при ЦКШ (Центральная комсомольская школа, - прим. ред.). Да и сам район был интересным. Радиус - 250 километров! До леспромхоза нужно было добираться 200 километров по тайге! Но я всё же решила сменить обстановку. И в 1970 году оказалась в Калининграде.
Комсомольская свадьба
- Мест в школе не было. Я встала в очередь (такая по тем временам была ситуация!), пошла работать воспитателем в общежитие вагоностроительного завода. Разумеется, встала на учёт в райкоме комсомола Октябрьского района. Но поначалу к моему послужному списку интереса там никто не проявил. А вскоре открылась вакансия учителя истории и организатора внеклассной работы в школе №19 (моя предшественница ушла в декрет).
А через год меня пригласили в райком комсомола на должность зав. отделом пропаганды и агитации. Ещё через год - я уже была вторым секретарём - на областной конференции встретила своего будущего мужа Виктора Ивановича. Он был тогда секретарём комсомольской организации механического цеха завода “Буммаш” (а до этого окончил Иваново-Франковский институт нефти и газа - кстати, учился вместе с Михаилом Цикелем, только на разных отделениях).
Мне уже исполнилось двадцать шесть лет, Виктор - мой сверстник, так что любовь была серьёзной.
Поженились мы в 1972 году. Сыграли комсомольскую свадьбу в ДК вагонзавода. Дали нам комнату на общей кухне в коммуналке (в немецком особнячке, напротив медсанчасти на Дм. Донского). Через год родился сын. Сначала мы хотели назвать его Эдуардом - имя показалось таким звучным, красивым. И целую неделю мы его так и звали. А потом вмешались родственники - моя тётя, свекровь - стали кричать, возмущаться... и мы записали сына Владимиром.
Как молодая семья с ребёнком, мы получили двухкомнатную квартиру на ул. Красносельской, в хрущёвке. Я вскоре перешла на работу в райком партии. В общем, жизнь шла, как у всех. Сын рос, учился. Был самостоятельным, не доставлял никаких проблем.
Получал гроши, но радовался
- При Хроменко я стала работать в горисполкоме. Это был конец восьмидесятых. На должность начальника управления образования меня утверждал большой состав депутатов - человек четыреста собралось в ДКМ! Допрашивали с пристрастием: дескать, чему я научу детей, с моим-то партийным прошлым! Обсуждение шло очень жарко, а при тайном голосовании разница между “за” и “против” составила всего несколько голосов. Тем не менее, кандидатура моя была утверждена, я работала и при Шипове, и при Кожемякине (с ним, кстати, мы были знакомы ещё по райкому партии, где он возглавлял промышленно-транспортный отдел), и при Савенко...
Сын Володя окончил 21-ю школу, поступил в КТИ на механико-технологический факультет. Вообще-то его всегда тянуло к гуманитарным наукам, но отец настоял. Мол, многие великие деятели имели специальность механика...
После института Володя устроился в Центр делового образования (это ведь была середина девяностых годов; многие фирмы специализировались на подготовке менеджеров). Отец приглашал его к себе, но Володя отказался. Он видел свой путь: поступил в КГУ на юридический факультет, окончил, пошёл в адвокатуру Центрального района и два-три года вёл исключительно социальные дела, отстаивал интересы граждан в суде. Кто опытнее, не хотели браться за неплатежеспособных клиентов, а Володя получал гроши, но радовался: “Мама, сегодня у нас подводили итоги, я рассмотрел 240 социальных дел! Это больше, чем у всех!” А семья его(он женился через год после окончания института, на очень хорошей девушке) жила на копейки. Ну да мы с отцом, конечно, помогали...
Случилось страшное
- Потом Володю пригласили в юридический отдел мэрии Калининграда. Ему понравилось: он стал заниматься вопросами, связанными с землей. Тогда дел было очень много: и точечная застройка велась, и конфликты, связанные с правом на дачные участки, возникали. Я говорила сыну: “Станешь нормальным специалистом по земле - будет у тебя очень перспективное направление!” Его хвалили...
Трагедия произошла, когда мы ничего плохого не ожидали. В июне 2003-го Володе исполнилось тридцать лет. Тем же летом к нам в гости приехала моя подруга с мужем. Володя с женой тоже были в гостях. Мы отправились на море, звали их с собой, но Володя ответил, что они поедут на пляж своей компанией.
...Утром мне позвонила невестка. Оказывается, у неё на пляже поднялась температура, она уехала домой раньше, а Володя с приятелем и его женой ещё остались на море. Но ночью Володя не появился дома. И мобильник его не отвечает. Она связалась с приятелем Володи - тот был дома и сказал, что с Володей расстался около десяти вечера... Просто пропасть, загулять Володя не мог - за ним такого никогда не водилось. И мы сразу поняли: случилось что-то страшное.
Стали искать его по больницам. Невестка и мой муж съездили в БСМП - им сказали, что молодых людей за последнее время не привозили. Смотреть пациентов они не пошли - так мы потеряли ещё сутки. И нашли мы Володю только через день, когда уже подняли шум, - он был в БСМП, в реанимации, в коме.
“Я умирала с ним каждый день...”
- Позже выяснилось: вечером, вернувшись с моря, он распрощался с друзьями у Северного вокзала, стал ждать “четвёрку” (он жил на улице Талалихина). Автобуса долго не было, и он пошёл пешком. Высокий, черноволосый, кареглазый, с сумкой через плечо... Чем-то он привлёк внимание компании подвыпивших подростков. По крайней мере, когда он проходил мимо, старший в этой компании - девятнадцатилетний, ранее судимый парень - сказал: “Давайте мужика замочим!”
Они догнали Володю, ударили. Он побежал. Его настигли на мосту на ул. Озерова, сильно ударили, столкнули вниз. От полученной черепно-мозговой травмы он впал в кому. Подростки раздели его, забрали куртку, сумку, мобильник, деньги... И бросили умирать под мостом. Он лежал в грязи, на холодной земле... И когда его всё-таки доставили в БСПМ, там подумали: БОМЖ. И не стали особенно утруждаться спасением. В итоге время было упущено.
Мы, конечно, перевезли Володю в областную больницу. Но по трагической случайности, нейрохирурга Краснова в городе не оказалось. Володе сделали трепанацию черепа... Нас тут же направили в Санкт-Петербургский институт, и там месяц Володя был в коме, и я умирала с ним каждый день.
Через месяц мне сказали, что спасти его нельзя: мозг потёк. И спросили: “Где он будет умирать? Тут - или вы повезёте его домой?”
Я привезла Володю домой. И вскоре нашего единственного сына не стало.
“Считаю её своей дочкой”
- Наверное, я не выжила бы, если бы не работа. Тогда я была заместителем губернатора по социальным вопросам. Каждый день - поток людей, и у каждого - своё горе. Крутишься, крутишься - а придёшь домой, сядешь, положишь руки на колени - и жизнь прекращается. Это ведь за рубежом много специалистов, которые помогают выйти из критической ситуации. У нас ничего такого нет. А “кризисная” служба нужна. Иначе осознание безысходности, необратимости потери может привести к суициду.
...Володя ведь не успел оставить нам внуков. Они с женой всё откладывали: мол, сначала нужно доучиться... молодые, дескать, всё ещё впереди...
И вот мы с мужем решили: будем брать ребёнка в детдоме. Девочку. Я знала, что мальчика - не смогу.
...Надо сказать, что когда ещё жив был Володя, мы взяли к себе Иру, племянницу моего мужа. У его брата в Виннице были плохи дела. Ира училась в Калининграде в 10-м классе. Она оставалась бы у нас и потом, но не было договора между Украиной и Российской Федерацией относительно бесплатного обучения граждан Украины в наших вузах. Поэтому Ира уехала, окончила школу в Виннице, там поступила в институт, и лишь потом перевелась сюда.
Я её считаю ещё одной своей дочкой. Она и в Санкт-Петербурге со мной была, когда случилось несчастье с Володей... Сейчас она уже окончила университет, приняла гражданство России, выиграла грант на годичное обучение в Калифорнии... Может, вернётся, будет поступать в аспирантуру.
“Как ты будешь нас называть?”
- Так вот, ребёнка мы брали при Ирине. Ездили по детским домам, смотрели. Когда увидела нашу девочку, сначала пригласила к себе в гости на выходные, потом взяла на лето... Нашей приёмной дочке было около девяти лет. В детдом она попала шестилетней. Её родителями я даже не стала интересоваться: у всех детдомовских сложные судьбы. Она, кстати, помнит, что было с ней раньше.
Вначале она звала нас по имени-отчеству. Но перед тем, как ей идти в школу, я сказала: “Дети - народ любознательный. Тебя обо всём будут расспрашивать. Ты определись, как ты будешь нас называть: мама и папа или, с учётом возраста, дедушка и бабушка”. Она подумала - и стала говорить нам “мама” и “папа”.
...Мы её не удочеряли. Наверное, она ждала, но мы поговорили с ней и объяснили: мы - люди почти пенсионного возраста. Когда станем пенсионерами, нам будет трудно её содержать - и хорошо, если у неё, как у ребёнка-сироты, останутся какие-то государственные гарантии. Дали ей почитать Закон - и она согласилась, что так будет лучше.
Сейчас она занимается музыкой, ходит на вокал, изучает английский, помогает мне по хозяйству... Правда, переходный возраст начинается, но я думаю, что всё будет хорошо.
Да, от неудачного опыта никто не застрахован. Обычно в таких случаях говорят о генах, о “дурной наследственности”, об издержках первых лет жизни, проведённых в асоциальной семье и в детдоме... Но неудачным может быть и собственный ребенок!
“Возьмите детей себе”
- Детей надо брать. Особенно я советую это тем, кто пережил трагедию. Возьмите того, у кого трагедия детской души, - и наступит двойное благополучие.
Сейчас в Калининградской области мы передаём под опеку и попечительство по двести детей в год! Да, может быть, это происходит не только из-за желания делать добро: патронат по нынешним временам - довольно благодарное занятие. Воспитателю засчитывается трудовой стаж, он получает 5.000 рублей и 7.000 рублей даётся на содержание ребёнка. Для села, к примеру, это очень большие деньги... Но ведь через месяц-два ребёнок становится частью семьи, отказаться от него уже бывает просто невозможно!
Впрочем, бывают и другие ситуации. Мы сокращаем малокомплектные нерентабельные приюты. Как правило, в небольших посёлках. Работу там найти невозможно. Мы предлагаем сотрудникам приюта: “Возьмите детей себе. Вы их знаете, вы с ними работали. За вами сохранится и стаж, и зарплата...” В ответ иногда приходится слышать и такое: “Да я лучше три коровы возьму!”
Хотя... желающие всё же есть. В одном приюте четыре сотрудника готовы взять, может, даже и не по одному ребёнку... У людей появляется потребность поделиться душевным теплом. Может, когда-нибудь мы и придём к тому, что детей в приютах совсем не останется. В Англии, в Америке давно уже доминирует семейное воспитание детей-сирот. Только так из них можно вырастить людей, социально и психологически адаптированных к жизни в обществе.
Если сердце ёкнет...
- А мы с мужем хотели бы взять ещё одного ребенка. По крайней мере, несмотря на возраст, мы эту идею из головы не выбрасываем. Один ребёнок в семье неизбежно приобретает эгоистические черты, гораздо лучше, когда их двое... Я езжу по приютам и присматриваюсь. Если сердце ёкнет (а без этого нельзя! Нужно сердцем почувствовать: это - твоё!) - возьмём ещё одного, не задумываясь.
...И добавить к сказанному Галиной Сергеевной - нечего. Все мы знаем, что дети в приютах просят Бога только об одном чуде: чтобы их “нашли” мама и папа. А потом - перестают просить, разуверившись и в Боге, и в чудесах, и в том, что когда-то “найдутся”. И если Чудо свершается... какие тут ещё нужны слова?! Разве только - пожелания благополучия.
В советское время был популярен фильм “Мужики” - о простом шахтёре, усыновившем троих малышей. Критики считали сюжет “надуманным” и “сусальным” - а исполнитель главной роли получал сотни проникновенных писем: “Папа вчера посмотрел кино и впервые в жизни купил мне шоколадку!” А ведь история Галины Сергеевны Янковской - не кино. Так что и реакция на неё, надеемся, будет сильнее. Сотни детей сегодня “ищут” родителей - министров и не-министров. Главное, чтобы всё было по-честному. Это - спасение. Общее.
